Не все так радужно, и генерал еще тот ублюдок.

— Да ну, брось… Ты и сам понимаешь, что предложение генерала всего лишь фантик. Фантиком этим он пошуршит у тебя перед носом, а конфетки так и не достанется. Я прекрасно разбираюсь в людях.

— Возможно, но чего ты хочешь от нас? — напрямую спросил я, устав от недомолвок собеседника.

Ответ последовал моментально:

— Вертолет. По возможности два.

Барон встал из-за стола и принялся мерить шагами кабинет:

— Мне нужны вертушки, и ты мне поможешь их раздобыть.

— Но мы… — начал я, но Барон поспешил пресечь любые попытки возражения.

— Ответ положительный. Я так и думал.

Я закрыл рот и удивленно уставился на Барона, а тот резко повернулся к нам с Рудым и невозмутимо продолжил:

— У вас два варианта — либо сдохнуть в следующем поединке, а уж я постараюсь это устроить в лучшем виде, можете не сомневаться, либо помочь мне. Я думаю, выбор очевиден. Я видел, на что вы способны. Такие люди мне нужны. Особенно сейчас.

— Мы согласны, — не раздумывая выпалил я, в тот же миг, почувствовав на себе прожигающий взгляд Рудого.

— Вот и отлично, — спокойно произнес Барон, — Громов дал мне время на раздумье. Через пять дней вертолеты вернутся. Нам нужно успеть за это время подготовиться как следует к встрече. Подумай до завтра, как все провернуть в лучшем виде. А завтра поделишься соображениями.

Не дожидаясь ответа, Барон сделал знак охранникам, и те направились в нашу сторону.

Я понял, что разговор окончен. Не дожидаясь приглашения, я встал и завел руки за спину, которые тут же сковали наручники. Рудый последовал моему примеру.

Как только мы снова оказались в камере, Рудый накинулся на меня с упреками:

— Какого хрена! Ты даже меня не спросил, хочу ли я участвовать во всем этом! Это не наша война. Барон хочет себе игрушку, а нас использует, как пушечное мясо.

— А у тебя есть предложение получше? Тут о нас хотя бы есть шанс выпутаться из этого дерьма. Мне плевать на Громова и на Барона, единственное, чего я хочу — это свалить отсюда.

— Зачем ему мы? У Барона достаточно и людей, и оружия. Захватить какой-то вертолет для него не проблема. Даже если предположить, что их прилетит два, и они будут битком набиты людьми, то это получается не больше двенадцати человек. Барон легко справится своими силами.

А ведь, Рудый прав. Барон явно не раскроет перед нами все карты, остается только гадать, что он задумал. Немного поразмыслив, я предположил:

— Барон — еще та лиса. Я думаю, он не хочет подставлять своих людей, проще нами рискнуть. Если все провалится, он скажет, что не при делах, дескать пришлые напали на людей Громова. Только сдается мне, что даже при успешном исходе, Барону это дело с рук не сойдет. Судя по всему, генерал вояка бывалый.

Мы побежали на крик. Несомненно, это блажил Зиновьев. Его вопль периодически захлебывался. В чертовой темноте мы сбились с тропинки, что вела к лагерю, и теперь продирались напролом сквозь колючие заросли боярышника. В голове пролетело множество самых мрачных мыслей. Я уже мысленно попрощался с профессором.

Наконец, мы выскочили на полянку. Но то, что там происходило, я никак не ожидал увидеть. Профессор с истошными криками остервенело кромсал лежавшее перед ним тело ходячего. Клинок остро отточенного охотничьего ножа вновь и вновь погружался в мягкие ткани, с мерзким хлюпающим звуком. Искаженное гневом и страхом, лицо профессора стало неузнаваемым. Очки съехали набекрень, глаза горели безумным огнем.

— Док, остановитесь, хватит! Он уже не причинит вам вреда, — я осторожно подошел поближе к Зиновьеву, при этом сохраняя дистанцию. Мало ли что взбредет ему в голову. Человек не в себе.

Но профессор меня будто не слышал. Тогда я решительно подошел к нему вплотную сзади и перехватил руку с ножом. Тот дернулся, хотел было сопротивляться, но в последний момент бессильно обмяк и привалился спиной к моим ногам. Я отшвырнул нож в сторону, взял профессора за плечи и повернул его к себе лицом.

— Я… Я убил его, убил. Я смог… Он хотел сожрать меня, — лепетал профессор, руки его дрожали, а в глазах сверкало безумие.

Тут только я заметил, что руки и лицо профессора покрыты брызгами крови. Не гнилой, не трупной, а самой настоящей.

Внутри меня все похолодело. Я оставил профессора и перевел взгляд на то, что лежало у моих ног. Это был мужчина лет пятидесяти. Тощее окровавленное тело в изодранных лохмотьях распростерто на земле. Широко открытые глаза немигающим взглядом уставились в звездное небо, руки раскинуты в стороны. Мой взгляд зацепился за непонятный знак на запястье убитого. Я придвинулся поближе, чтобы его лучше рассмотреть. Это была татуировка — пятиконечная звезда в круге. Я вздохнул с облегчением.

Наутро с трудом разлепив глаза, я приподнялся и огляделся вокруг. Уже светало, несмелые лучики солнца настойчиво пробивались сквозь почти опустевшие кроны деревьев. Я чувствовал себя разбитым. Бессонные ночи на холодной земле с каждым днем давали о себе знать все сильнее.

Аким суетился «по хозяйству», а Зиновьев, как и несколько часов назад продолжал сидеть у тлеющего костра в неизменной скрюченной позе, обхватив голову руками. Мне стало его жаль. Я уселся рядом и молча похлопал того по плечу. От неожиданности плечи Зиновьева вздрогнули, он повернул ко мне раскрасневшееся лицо, глаза были полны ужаса и страданий.

— Бросьте, Док, вы за всю ночь глаз не сомкнули, а нам скоро в дорогу собираться. Какой теперь из вас ходок? — я попытался немного приободрить профессора.

Но тот лишь отвернулся и проскулил:

— Завидую я вам, Кречет. Вы с такой легкостью относитесь и к жизни, и к смерти…

— А как иначе? — я начинал раздражаться, кисейная барышня нам в дороге совсем некстати, а судя по виду профессора, тот к утру расклеился окончательно. — Основное правило выживания — или ты, или тебя. Тут все просто.

— Я убил человека! — профессор затряс и без того дрожащими руками.

— Не преувеличивайте! Он не заслуживал называться человеком. Это был один из сбежавших апостолов, которого вы приняли за ходячего.

— Но я не хотел, я лишь защищался! — в который раз принялся оправдываться профессор, пытаясь этим успокоить свою бьющуюся в истерике совесть. — Я услышал шорох, обернулся, а он уже подошел ко мне вплотную и что-то бессвязно мычал. Я был напуган.

— Вы все сделали правильно. Он наверняка бы попытался напасть на вас, — я не стал подливать масло в огонь и уточнять, что настоящие зомби не способны мычать, а лишь издают хрипящие звуки.

А у этого скитальца был отрезан язык, поэтому он ничего не смог произнести, и профессор принял его за мертвеца. Скорее всего, член секты Велиара, тот иногда использовал такие методы наказания для нерадивых послушников. Я слышал об этом, но сам ни разу не видел подобной экзекуции.

В ответ профессор лишь простонал что-то невразумительное и снова закрыл голову руками.

Надо как-то приводить в адекватное состояние боевого товарища, иначе далеко мы не уйдем. Оставаться здесь опасно. И кто его знает, может, неподалеку в лесах могут шнырять и другие апостолы. Эти ублюдки гораздо опаснее ходячих. Нам повезло, что этот одиночка оказался безоружным и обессиленным. Видимо, довольно долгое время бродил по лесу и изрядно отощал.

Я решил оставить профессора в покое на время, помог Акиму развести костер, чтобы приготовить нехитрый завтрак из вчерашнего улова. Профессор от трапезы отказался. Еще немного и придется надавать ему пощечин.

Глава 22

Лилия решила отыскать поселение затворников. Путь предстоял неблизкий, учитывая, что приходилось пробираться пешком. Дорогу до места, где случилась перестрелка, и она сбежала от людей Барона, женщина нашла без труда — за долгие месяцы скитаний научилась отлично ориентироваться на местности. А вот, куда идти дальше — она понятия не имела. Только смутное представление и то, со слов Вела, который по дороге в Верхний Уральск (на вылазке по обмену топлива), в общих чертах объяснил, где живет эта самая община.