Мы оказались посреди просторного длинного коридора, по бокам которого располагались камеры с двухярусными нарами. Камеры, в основном, на четверых человек каждая. Попадались также и на двоих и реже одиночки. На нарах расстелены настоящие постели с одеялами и подушками. На столиках, приваренных к полу, книги, бутылки с водой, очки и прочие предметы быта мирной жизни. Тюрьма напоминала пансионат, где отдыхающим запрещали выходить за территорию в связи с неблагоприятной эпидемиологической обстановкой.

Люди с любопытством выглядывали из камер, рассматривая новичка. Белый день на дворе, а они сидят без дела, странно…

Кира, словно угадав мои мысли, сказала:

— Сейчас время перед обедом и у большинства перерыв. Лишь те, кто несет службу на вышках и на воротах работают посменно. Им нельзя отлучаться даже на минуту. Стоят по два часа, потом меняются. Два часа отдыхают и опять на пост. Все как принято было до этого. Эти правила кровью написаны, не мы их придумали.

— Для женщины ты хорошо осведомлена в таких делах.

— Я работала здесь…

— Ого! — удивился я. — И звание есть?

— Капитан, — улыбнулась Кира. — Капитан внутренней службы, завскладом была. И сейчас я, что-то вроде завхоза.

— Сколько всего в вашей общине человек?

— Тебе разве Вульф не рассказывал?

— Нет, мне кажется он почему-то не особо мне доверяет. И Шону я явно не понравился.

— Командир у нас скрытный, никогда не ясно, как он к тебе относится. Зато Шон эмоций не прячет. Он неплохой человек, просто импульсивный немного. И говорит то, что думает, дипломатия — явно не его конек. В общине нас около сотни, точно не могу сказать, это цифра меняется почти каждый день. Кто-то погибает на вылазках, кто-то приходит новый, иногда умирают от болезни здесь внутри. Есть у нас несколько хроников.

— А чем люди у вас занимаются?

— Мы называем себя затворники. Потому что большинство людей ни разу не вышли за пределы территории тюрьмы. Им и здесь находится работа. Электрогенератор мы переделали на тепловой, и кочегарка работает днем и ночью. Дрова привозим из соседнего леса. Есть у нас бригада лесорубов. Каждый день они пилят бревна и привозят их на грузовике. Есть отряды добычи ресурсов. У них самая опасная работа, вылазки бывают занимают по несколько дней. Они ищут бензин и продукты. С таким отрядом ты и приехал.

— Вульф ваш командир и сам участвует в вылазках? — удивился я.

— Редко, но бывает и такое. В этот раз он пошел, чтобы самому убедиться, что апостолов разбили. Мы с ними не сталкивались, повезло, но много слышали о их зверствах. Ты был один из них, расскажи… Это правда, что они хуже зверей?

— Правда, — кивнул я. — Основную часть клана составляли отморозки. Они признавали лишь власть сильного и власть страха. Чтобы держать их в узде их главный устраивал показательные казни. Любое поступок, направленный против клана, карался смертью прилюдно.

— Этот жрец хуже Сатаны, — пробормотала Кира. — Но он умелый политик.

— Не совсем умелый, — поморщился я. — Общину он все же просрал, а сам погиб в пожаре. Я лично видел его обгоревший труп. Если бы он не сгорел, я бы сам его порешил… Не нравилось мне там, давно хотел сбежать…

— Ну теперь все позади, — улыбнулась Кира. — Вижу, ты хороший человек. Если будешь приносить пользу, тебя примут в общину.

— А что вы делаете с теми, кто не прошел проверку?

— Раньше, тех кого не принимали в общину — отпускали. Таких было немного. Но последние двое, которых изгнали, вернулись потом с отрядом побольше и попытались захватить тюрьму. Мы отбились и теперь Вульф вряд ли будет отпускать изгоев.

— То есть, если меня не примут, то убьют?

— Не знаю…. Но ты не волнуйся. Ничего сверхъестественного от тебя не ждут. Работай на благо общины, не перечь командирам, не устраивай ссоры и распри и не подрывай авторитет Вульфа.

— Он так щепетильно относится к своей персоне? — удивился я. — Он напоминает мне диктатора…

— Нет, ему все равно на себя, но он понимает, что сейчас, как на войне. Выжить можно, если все беспрекословно подчиняемся только одному генералу. Как только начнется демократия, община погибнет. Сам понимаешь, ты же был в клане.

— Был, — кивнул я. — И кажется попал в новый.

— Ну нет, — замотала головой женщина. — Мы другие, мы не убиваем людей и не грабим. Мы просто выживаем. А вот и твое новое жилье.

Кира показала на крайнюю камеру одиночку.

— Ого, у меня отдельный люкс?

— Новички живут отдельно, и на ночь мы их запираем.

— Зачем? — я все больше и больше удивлялся новой общине. — Чтобы горло никому ночью не перерезали?

— И такое один раз было, — вздохнула женщина. — С тех пор и закрываем. Ничего личного, таковы правила.

— Да, я понимаю, — сказал вслух я, а про себя подумал: «Знала бы ты, кто я на самом деле… Вы бы меня уже убили бы раз десять».

Моя комната-камера оказалась довольной просторной. По площади она чуть уступала четырехместкам. Нары с ватным матрацем, столик с приваренной лавкой и в углу унитаз. Но туалетами внутри камер никто не пользовался. Водопровод в помещении был. Кира сказала, что автономная насосная станция работала исправно, снабжая общий туалет, душевой зал, прачечную и столовую. После обеда обязательно приму душ. О таком можно только мечтать. Даже у меня в лагере не было такой роскоши. Тюрьма оборудована всем необходимым для автономного существования. Как поведала Кира, здесь даже оказался огромный запас сухого пайка. Питание заключенных нельзя было прерывать, права человека, мать их… Паек хранили на случай перебоя с кормежкой, которые были за всю жизнь существования тюрьмы всего лишь один раз, когда размыло дорогу.

— Располагайся, — сказала Кира. — Через полчаса я зайду за тобой и проведу в столовую.

— Да я уже расположился, — ответил я. — У меня нет вещей, а те те что были — ваши забрали. Пистолет и нож. Я просто посижу, тебя подожду…

— Хорошо, — ответила она и скрылась за решеткой. Ее гулкие шаги, отдававшие эхом по коридору, становились все тише по мере удаления.

Я завалился на кровать. Постель непривычно белая и и пахнет свежестью. У них тут все, как у людей… Неплохо я устроился. Сейчас главное и — не наскочить и пройти проверку. А потом…

— Глазам не верю! — возле моей решетки выросла знакомая фигура. — Велиар, ты что ли?..

Глава 14

Я вскочил с кровати, как ошпаренный. Перед моей камерой стоял неказистый человечек в потасканной робе и с лицом, изрытым глубокими оспинами. Он криво улыбался и смотрел на меня, как-будто поймал с поличным. Хотя в его взгляде просматривался скрытый страх. Ублюдок меня опасался. Я вспомнил его, такую рожу трудно не запомнить.

— Велиар, — повторил Рябой, хитро прищурившись. — Ты что здесь делаешь?.. Я пошел на новенького глянуть, затворники сказали, что он из наших бывших — из апостолов. Прихожу, а тут не апостол, а целый глава клана собственной персоной. Затворники знают, кто ты на самом деле?

— Тише ты, — прошептал я. — Зайди внутрь!

— А вдруг ты меня убьешь? Я лучше в коридоре постою.

— Я, конечно же, убийца. Но не дебил… Как я тебя убью в собственной камере? А труп куда дену? Сожру что ли?

— Ну да-а… — Рябой опасливо покосился на меня и несмело шагнул внутрь. — Смотри мне, ваше демоническое высочество, если что, я сразу заору.

Рука Рябого нащупала под робой что-то твердое и длинное.

— Не надо хвататься за нож, — успокоил я его. — Он тебе не понадобится. Давай спокойно все обсудим. Я здесь, сам понимаешь, не как жрец. Если они узнают кто я, то убьют. Ты не должен раскрывать меня…

— А мне что с того? — оскалился желтозубой улыбкой Рябой. — Пускай тебя убивают. Много месяцев я на тебя пахал верой и правдой, а когда меня ранили во время вылазки Мясник меня бросил, чтобы не возиться. Добить меня еще велел апостолам. Но мне повезло: добивал меня салага, он недавно апостолом стал. Пальнул с закрытыми глазами. Пуля рассекла скальп, и кровищи было столько, будто корову зарезали. Я притворился мертвым, и меня бросили на дороге. А затворники меня подобрали. Выходили. Но теперь я смогу за все отыграться на тебе… Ты мне за все ответишь.