Майор нахмурился.

— Слишком они непредсказуемые, — продолжил Гадюка. — И опасные для нас. И для них, — он кивнул на отсек, из которого только пришёл.

— Я понимаю. И скажите, — майор перешёл на шёпот и тревожно посмотрел на стены, выискивая камеры. — С Аней же ничего не будет? Он же ничего ей не сделает?

— Я им запретил что-то с ней делать, — сказал Гадюка. — Но сам понимаешь, какой ценой. И если бы это зависело от меня, до такого бы не дошло.

— Понимаю, — он вздохнул. — Но ничего не поделать. Это же наш долг, верно?

Гадюка пошёл дальше. Он редко бывал в этом модуле, ведь у него семьи нет. У него вообще никого нет, как думали остальные. Ведь пока они так думают, они считают, что у него никаких слабостей. Поэтому боятся. Но как долго всё продлится, он не знал.

Дежуривший рядом с лифтом солдат спустил полковника на нижний уровень. Едва открылись двери, сразу донеслись крики боли. Кто-то из подопытных, над которыми работают учёные.

Дышать здесь было тяжелее. Вытяжка и вентиляция совсем сдохла, да и лампы сильно мерцали. А всё потому что Гадюка запретил приглашать сюда Рика, когда начались серьёзные испытания. Парень-то не был в курсе этих опытов. И не должен знать.

В лаборатории слишком сильно пахло куревом. В последнее время это стало восприниматься легче, Гадюка больше не хватался за пачку при каждом удобном случае.

Один из учёных ковырялся в панели, которая должна была включить вытяжку.

— Током ё…т, — философски сказал ему второй, пожилой мужик со сморщенным лицом, и вытянулся, увидев Гадюку. — Алексей Сергеевич, уже совсем невозможно дышать стало. Всё ломается и ломается. И ремонтник только один, но вы запретили его звать.

Гадюка вздохнул.

— Когда кончатся эксперименты, вызовите Рика. И убедитесь, что никто не будет орать. И чтобы он не прошёл дальше, чем следует. У него нет допуска. Если что услышит, спрошу с вас, а не с него.

— Выполним, — сказал пожилой. — Мы уже с опытами на сегодня закончили.

Он затих. Криков больше не было.

— Сегодня получилась последняя десятая особь, — с гордостью произнёс молодой. — Готова к работе. Самая злая.

В их глазах стояла такая радость, что Гадюка в очередной раз захотел достать свой Стечкин и разнести им головы. У них никакой жалости к людям. Полковник знал, почему занимается этим сам. Но что ведёт этих ублюдков — он понятия не имел. Деньги? Не имеют значения. Слава? Какая слава, когда людей осталось так мало?

Или действительно верят в то, что делают?

— Что объект сто тринадцать? — спросил Гадюка.

— Превосходно, — сказал пожилой. — Не хотите посмотреть? Она реагирует на людей, но уже не так, как одичалая. Есть проблемы с координацией, но мы выпустили её пройтись. Скоро она будет почти обычным человеком.

— Временно, — молодой засмеялся, на что пожилой отвесил ему тумак.

— Поосторожнее! — предупредил пожилой. — Мы ещё не закончили с ней. И дальнейших распоряжений не было.

— Показывайте.

Гадюка пошёл в нужный модуль в сопровождении пожилого. Он докладывал обстановку, но полковник знал всё и так. А молодой отправился за Риком.

— Результаты ошеломительные.

Пожилой учёный дошёл до исследовательского бокса и начал открывать дверь.

— Что они здесь делают? — шёпотом спросил Гадюка, поглядев в окно.

— Это муж с женой, ухаживают за девочкой, она на их погибшую дочку похожа. Оба красные. Мы их привели сюда раньше времени, и зря, понадобятся нескоро. Так что я их к ней пустил, чтобы сами успокоились и почувствовали себя в безопасности. И Объект тоже спокойнее. Ей надо к людям привыкать.

Рядом с кроватью с Объектом 113 сидели мужчина и женщина. Мужчина усатый, с мешками под глазами и большой лысиной, он добродушно улыбался. Женщина тоже в возрасте, но фигурка стройная, как у девушки. Она держала в руках миску с манной кашей и кормила привязанную к кровати девочку.

Все втроём посмотрели на вошедших. У мужика и женщины красные таблички на комбинезонах.

Глаза девочки-подростка уже более-менее ясные, и смотрит она осмысленнее. Скорее всего, она не только не помнит, где находится, но и что вокруг происходит. Слишком сильные изменения в психике, отчего обращённый и вылеченный подросток забывает многие вещи. И только кошмары остаются с ним на всю жизнь.

Но сейчас девочка выглядела безмятежной и даже довольной.

— М… м… м… — она открыла рот, показывая зубки. Обычные.

— Ну давай, за маму, — женщина зачерпнула ложкой кашу.

— Какая семейная идиллия, — с едким сарказмом сказал пожилой.

— А это за папу, — женщина дала девочке вторую ложку.

А как же сильно у неё дрожат руки. У мужика тоже. Да они на пределе, оба.

— В камеру их, — тихо приказал Гадюка. — И осторожно. И больше к Объекту Сто Тринадцать никого не допускать. Могут навредить.

— А это, — женщина теперь смотрела на Гадюка. — А это тебе за генерала Громова! — она перехватила ложку и придавила металлический черенок к шее девочке. — Стоять на месте!

Гадюка полез за Стечкиным. Ложка! Рукоятка заточенная! Как он не заметил этого раньше?

— Не трогай оружие! — истерично завопила женщина.

Одной рукой она взяла девочку за волосы, другой приставила заточенную ложку к горлу сильнее. Девочка начала вырываться, но сил ей уже не хватало. А лицевые мышцы уже работали. Ей до жути страшно.

— Убить нас хотели? — снова проорала женщина. — Скормить этой твари? Ну уж нет! Или делайте, как я скажу, или я её убью! Поняли? Не трогай оружие! Не стой у двери! И не закрывай её!

Гадюка отошёл, демонстративно подняв руки.

Если Объект Сто Тринадцать умрёт, они вернутся к Сто Первому. А если узнают, кто он такой на самом деле, то его ждёт более худшая участь.

— Не глупи, — сказал Гадюка. — Ты ещё можешь остаться в живых.

— Молчать! — рявкнула женщина. — Даня, беги! Беги! Они ничего нам не сделают!

Усатый мужик мигом выскочил за дверь. В его руке что-то блестело. Заточка.

А спустя несколько секунд раздался крик от испуга и боли. Голос хорошо знакомый.

А вот это плохо. Пора рискнуть. Будь, что будет. Гадюка выхватил Стечкин. Женщина это заметила и замахнулась на девочку заточенной ложкой.

Глава 20

Рик

Крики раздавались со всех сторон. На асфальте лежала чья-то оторванная рука. На фургончике, который привёз хлеб, чьи-то кровавые отпечатки. Кровь на колёсах, на бампере. Ею же забрызгано лобовое стекло. Дверь открыта, внутри никого не было. На сидении красная лужица.

Мне этого хватило. Я побежал, бросая дурацкий пакет с молоком. На остановку? Нет! С диким рёвом мотора промчался пазик, не разбирая дороги, и врезался в столб с громким звоном выбитого стекла и лязгом покорёженного металла. Но все люди в салоне встали, как ни в чём не бывало, и начали выпрыгивать через выбитое лобовое стекло.

Я остановился и взялся за голову.

Да что с ними всеми происходит сегодня?

Куда теперь? За спиной слышен топот, кто-то бежал. Это за мной. Нет, только не так! Эти звуки. Как зверь, он рядом. Я побежал, не оборачиваясь. Топот стал ещё ближе.

Я ускорился ещё сильнее, чуть не упав на повороте. Болтающиеся наушники запутались в ногах, пока не оторвались. Выпал и телефон, но я не собирался за ним возвращаться.

Оно уже рядом!

Навстречу бежал какой-то мужик в жёлтой футболке. Увидев, кто за мной несётся, он споткнулся и упал. Я его перепрыгнул, чуть не запнувшись, и побежал дальше. За спиной раздался хруст и душераздирающий крик.

Надо помочь ему… Но я бежал дальше. Пот лился в глаза, куртка прилипла к спине. Там их ещё больше. Эти твари, залитые кровью, повсюду.

Впереди чьё-то тело в короткой курточке. Я остановился, и меня стошнило на асфальт. Девушка, не старше меня, ей разорвали глотку зубами. Рядом с ней лежал залитый кровью пластиковый пакет с нарисованными цветами и другой, фирменный, из магазина с косметикой.