И если бы не Рудый, который ходил за Велиаром по пятам, то бывший сектант наверняка бы уже где-то схватил пулю.

Но пока он жив.

— Неужели мертвяки замёрзли? — с усмешкой спросил Велиар, потирая свою лысину под зимней шапкой. Башка обрита так, что блестела, а борода делала его похожим на полевого командира.

— Неизвестно, — я откашлялся, выпустив облако пара. — Надеюсь на это.

Хотя бы сами не мёрзнем, как немцы под Сталинградом. Барон отправил своих кислотников, чтобы притащили зимнюю одежду из брошенных магазинов. И теперь в кустах сидели не просто бородатые вооружённые мужики, а одетые по прошлогодней зимней моде.

Армейский бинокль ледяной, металл чувствуется даже сквозь тонкие перчатки. Мы засели у дыры в заборе Лахмана, массивных бетонных плит с ромбиками. Одна разбита, кто-то, возможно ещё летом, хотел проникнуть на территорию базы. Через эту дыру мы вошли и расселились по зарослям. Я отодвинул заиндевевшие ветки и присмотрелся к тем зданиями вдалеке. Утренний туман ослабел. Возле зданий никакого движения.

— Где там твой профессор? — спросил Велиар. — А помнишь, как-то раз к нам разведчика одного приставили, майора Семёнова? Он всех профессоров всё время умниками называл.

— Гадюка который? Помню, да.

Профессор Зиновьев, который очень не хотел возвращаться к Барону, всё же волей случая вернулся. Но наркотой он больше не занимался. Боец из него тоже так себе, но хотя бы уже не так боялся, как раньше. Пусть ходит с нами, как и Аким, с которым я тоже не знал, что делать.

— Так они могут замёрзнуть или нет? — повторил я вопрос, который задавал уже целую неделю. — Ты же должен посоветоваться со своими. Или они только и делают, что варят наркоту?

— Все наши изыскания носят лишь теоретический характер, — выдал Зиновьев, потирая замёрзшие руки. — Сейчас первая полноценная зима после катастрофы, и никто никогда не проводил экспериментов, как ожившие поведут себя в такие морозы. Мы предполагаем, что они замёрзнут.

— Превратятся в ледяные статуи, — сказал Велиар и усмехнулся.

— Но так же есть теория, что им не страшно снижение температуры тела. Но при этом они могут замедлиться. Возможно, они впадут в анабиоз, как некоторые рептилии. Возможно, пока они двигаются в поисках пищи, то не замёрзнут ещё долго, холода ещё не так сильны. Внутри здания, если стёкла целы, температура от гниения может повышаться, так что там они вполне могут быть жизнеспособны ещё долго. И бегуны, у которых есть все признаки работающего метаболизма, могут продержаться дольше.

— В общем, ничего не понятно, — произнёс я. — Придётся проверять на живую. Где разведчики, Вел?

— Скоро вернутся, — ответил Велиар и тоже посмотрел в бинокль. — Там Рудый, он, если что, быстро бегает. И твой этот мужик-сектант.

— Уж кто бы говорил.

— Я и не спорю. Просто он от этого не перестаёт быть сектантом.

Рудый ненавидел Акима, а Аким в чём-то постоянно обвинял парня. Что между этими двумя неизвестно, оба хранили молчание. Но их явно что-то связывало. Может быть, пропавшая дочка Акима, которую отец разыскивал? Потому что Рудый иногда принимался вспоминать остальных, он часто упоминал двух девчонок, оставшихся в колонии. Какая из них дочь Акима, я не спрашивал.

Да какая разница? Лишь бы вытащить оттуда Лилию и остальных, и сдержать старое слово. Профессор отошёл, чтобы не отвлекать нас, а я продолжил наблюдение. Никакого движения. Скорее бы уже сошёл этот туман.

— Есть идеи, как попасть в бункер, если мы его найдём? — спросил Велиар.

— Да.

— Попытаться проникнуть внутрь, как ты сделал в тот раз? — он усмехнулся. — Опасно. Это тебе не апостолы.

— А Велиар далеко не Громов, — язвительно сказал я. — Но сначала надо найти этот бункер.

— Ты же понимаешь, что когда мы попадём внутрь, погибнет целая куча людей, возможно непричастных, — продолжал Велиар. — Отряд Барона не будет знать жалости, ты посмотри на этих головорезов.

— Люди Громова тоже. Ещё неизвестно, кто из них хуже.

— Да, тут ты прав, — Велиар почесал живую ногу. — Но в любом случае, будет резня. И вопрос, готов ли ты к ней?

— Ты чего пристал? — спросил я, поворачиваясь к нему. — Мораль мне прочитать хочешь или чего? Уж от кого, а от тебя я такого выслушивать не собираюсь!

— Какая мораль, Кречет? — произнёс он, больше не усмехаясь. — Нет больше морали. Сейчас главное одно — вытащить и спасти своих. Мир умер, и значения имеют только те, кто рядом. И ради них пусть погибнут чужие, кому какое дело, верно? Это же тебя заботит больше, чем какая-то сыворотка или вакцина, или чужие жизни. Вытащить тех, кого ты выбрал своими. Свою стаю, верно?

— А кто свои для тебя? — спросил я.

— Хороший вопрос… Разведчики вернулись.

Рудый прыгнул к нам в кусты, но ни сразу смог что-то сказать. Следом за ним остальные, включая Акима. Шарф на лице Рудого развязался, и растущая рыжая бородка заиндевела, а сам парень никак не мог отдышаться.

Рядом со мной сел Локи, но воспитано, без проявлений радости, как и полагалось псу из разведки.

— Там такое! — наконец сказал Рудый и показал пальцем на базу. — Кто бы сказал, никогда бы ни поверил.

Гадюка

— Куда вы меня привели? — спросила беременная девушка. Агнеша, вспомнилось её имя из дела.

— Это отдельный модуль, — сказал Гадюка. — Тут живут учёные, офицеры и их семьи.

Она удивилась. Ну да, никто из обычных жителей бункера не пересекался с офицерскими жёнами. Жители никогда здесь не были, и об этом им не говорилось.

— Вы будете временно находиться здесь, учитывая ваше состояние, — продолжил Гадюка. — На этом настаивали учёные, чтобы наблюдать за вами двадцать четыре на семь. Красная карточка — чтобы ваши друзья не переполошились из-за вашей внезапной пропажи.

— Конечно, они будут волноваться! — воскликнула Агнеша. — Забрали у них на глазах!

— Я об этом позабочусь. Пока всё, что вам нужно знать, это то, что вы под присмотром. И здесь вам ничего не грозит.

— А что мне грозило в том отсеке? — спросила она.

За исключение того случая, когда её и Энн хотели изнасиловать? И лишь то, что Гадюка шёл мимо, спасло их. Но это он оправдывался сам перед собой. Конечно же, никакой угрозы там нет. Да и Гадюка понимал, что хотят от Агнеши учёные. И помешать этому не мог. Или мог?

— Я могу передать им весточку? — Агнеша посмотрела полковнику в глаза.

— Можете передать через меня.

Замолчала, не доверяет. Ладно, от одной весточки хуже не будет. Пошлёт потом Рика, ему они верят, насколько это возможно. Всё равно повсюду камеры, Гадюка услышит, что Агнеша хочет передать.

— Как хотите, — сказал он. — Одна из офицерских жён тоже в положении, поэтому вас будут наблюдать вместе. Скоро вы с ней познакомитесь. Знаете, ведь это большой день. Собственный роддом в бункере. Первые люди, которые родились после конца света.

От собственного лицемерия захотелось блевать. Но неприятная часть закончилась, как и его вмешательство в её жизнь. Проект с ней продолжается, Агнешей займётся Акула, но осталась ещё куча других проектов.

Гадюка попрощался с ней и вышел. Он пошёл по коридору к лифту на нижний уровень. Лампы едва мерцали, звук шагов эхом звучал от покрытых сталью стен.

Старинный бункер. Крепость или ловушка?

Ни то и не другое. Тюрьма, в который заключённые все, кроме одного.

За поворотом послышались гулкие быстрые шаги, вырывая Гадюку из мыслей. Навстречу вышел офицер, мужчина около сорока лет с короткой, но уже седеющей причёской.

— Здравия желаю, товарищ полковник!

Майор Улицкий, идущий на встречу, вытянулся по стойке смирно и поднял руку к фуражке.

— Расслабься, Гоша, — сказал Гадюка. — Сам же знаешь, как я устал от всего этого. Да и сколько я уже с гражданскими работаю, отвык от всего военного.

— От такого отвыкнуть невозможно.

— Тут ты прав. К жене пошёл?

— Ага, Алексей Сергеевич, — майор кивнул, — Надеемся, сын будет.

— Раз за тебя, дружище. У меня тоже сын был… В общем, особи подготовлены. Высаживай их по готовности, потом зачищайте. И этих, — Гадюка скривился. — Этих лишних пассажиров… Отправь в первую очередь. Это такая просьба от меня.