Автоматная очередь скосила еще двоих, пробежав строчкой по их лбам. После таких повреждений зомби больше не встали.

Я стрелял по два раза в каждого. Двух пуль хватало, чтобы разнести их мозги. Только после этого мертвецы падали и больше не поднимались.

Мертвецы облепили еще одного стрелка. Он пытался отбиться от них прикладом, но те навалились на него с двух сторон, разрывая на части его плоть.

— Дьявол! Будьте вы прокляты! — закричал старший и полоснул очередью по шевелящемуся клубку тел, пытаясь добить своего и пришить тварей.

Я лихорадочно сменил магазин и бахнул в голову мертвеца, что прыгнул на нас. Он уже был так близко, что выстрел получился почти в упор. Пуля вошла в глаз и выскочила сзади, разворотив затылок. Зомби рухнул нам под ноги и вцепился руками в ботинок старшего. Тот не устоял на ногах и завалился на асфальт. Зомби тянул его к себе, пытаясь вцепиться зубами в его ногу. Старший направил автомат в оскаленную морду и нажал на спуск. Сухие щелчки возвестили о том, что магазин пуст. Я ударил тварь протезом ноги прямо по зубам. Это отвлекло мертвеца, и он впился в мою искусственную ногу, выкрашивая свои зубы о титан. Я наклонился и ударил рукояткой пистолета по его развороченному затылку. Моя рука увязла в мякоти мозга. Вторым ударом, я превратил его мозг в кашу. Только тогда зомби обмяк и свалился.

Старший вскочил на ноги и, отбросив автомат, схватился за нож. Но на нас больше никто не нападал. Гора трупов лежала возле, пуская темно красные ручьи. В живых остались только мы вдвоем.

Старший тяжело дышал и постепенно приходил в себя. Я повернулся к нему и сказал:

— Теперь ты веришь, что я был солдатом?

Тот протянул мне руку:

— Меня зовут Вульф.

Огромный костер выбрасывал сноп искр в ночное небо. Он освещал всю площадь возле дома Акима, полную народа. Веселье было в самом разгаре. Тут же на вертелах жарили молочных поросят. Музыканты-староверы брякали веселые незатейливые мотивы на семиструнных гитарах.

Всюду стояли деревянные столы, полные угощений: какие-то лепешки, печеные сладости, бутыли с мутноватым самогоном и кувшины с домашним вином.

Кто-то отплясывал под музыку, кто-то чокался деревянными кружками, а кто-то затеял игру и прыгал через натянутую веревку.

Гектор, Энн и Рудый сидели на лавке и наблюдали за праздником. Они уже наелись и сидели цедили вино.

— А неплохо они устроились! — сказал Рудый. — Мир погиб, а им хоть бы хны… Мне кажется, им даже лучше, когда людей стало меньше.

— Странно, все это… — пробормотал Гектор, озираясь по сторонам. — Везде голод и разруха, а у них изобилие, как в харчевне.

— Ничего странного, — раздался сзади переливчатый молодой женский голос. — Мы всегда были запасливые и смотрели наперед.

Это была Агнеша. Ее рыжие волосы горели в отблеске костра красным светом. Балахон она сменила на более узкое платье, подвязав высокую талию пояском. Девушка села рядом на лавку и продолжила:

— Мы никогда не стремились контактировать с внешним миром и жили обособленно, обеспечивали себя всем необходимым. Это нас и спасло. У нас свои кузницы, свои мастерские, поля и фермы. Наши амбары всегда были полны зерна, муки и сахара на годы вперед. Вы считаете, что мир погиб, а для нас он остался почти прежним. К ожившим мы относимся с терпимостью. Наше поселение далеко от крупных дорог и городов. Большие стаи сюда не забредают, и одиночек мы обездвиживаем током, связываем и отвозим в карьер. Там есть огромная яма, оттуда они никогда не смогут выбраться.

— Почему бы вам просто их не убивать? — спросил Рудый, с интересом разглядывая девушку. — Только не говори, что это божьи твари и все такое…

— Нам вера не позволяет. Староста не позволит их убить.

— Староста?

— Он главный в нашем поселении. Его слово закон…

— А ты бы смогла убить ожившего?

— Наверное, да… — поморщилась Агнеша. — Они такие мерзкие. Только я вам этого не говорила. Почему вы не пьете вино? Давайте я вам еще кувшин принесу.

— Это можно, — улыбнулся Рудый.

Агнеша упорхнула, а Рудый смотрел ей вслед с застывшей на лице глупой улыбкой.

— Растянул лыбу, — Гектор помахал перед лицом парня рукой. — Ты своих живчиков попридержи на привязи, не известно, что тут за порядки по части любовных ухаживаний. Нагонят нас взашей из-за твоих донжуанских поползновений, а мы уже привыкать к хорошей жизни стали.

— Да, да, — поддержала старика Энн. — Что ты так таращишься на нее. Было бы на что там смотреть…

— А вот смотреть там как раз есть на что, — Гектор хитро прищурился. — Эх… Был бы я годков на двадцать моложе…

— И ты туда же, — фыркнула Энн. — Она же рыжая.

— Была у меня одна рыженькая, — мечтательно проговорил Гектор, поглаживая бороду. — Ну что други? Чокнемся? Сейчас Агнеша второй кувшин с вином принесет, а мы еще этот не оприходовали.

— Странное вино… — проговорила Энн, сделав несколько глотков.

— А мне нравится, — весело сказал Рудый. — Сто лет уже не бухал. Пока жил у Мастера, так вообще забыл, как выглядит алкоголь и человеческая еда.

— Ты сильно-то не налегай, — проворчал Гектор. — Глаз у тебя один и тот уже косит, не хватало нам еще тебя на себе тащить.

— Не ворчи, старый, меня никто не перепьет — годы тренировок в ночных клубах. Смотри…

Рудый вылил из кувшина остатки вина себе в кружку и залпом опустошил ее. Смачно выдохнул и зажевал куском жареного мяса:

— Я, как стеклышко.

Подошла Агнеша с кувшином. Парень встал и протянул руки, чтобы взять его, но пошатнулся и чуть не завалился на землю. Энн вовремя его подхватила и усадила на скамью.

— Стекло говоришь? — сверкнул глазами старик. — Кривое какое-то стекло получается…

— Странно, — пробормотал Рудый хлопая глазами. — Вино слишком пьяное… Но мне хорошо.

— Его потихоньку надо цедить, — улыбнулась Агнеша. — разом пить нельзя.

— Это почему? — удивился Рудый.

— На травках он настоенное, что настроение добавляет, — сказала Агнеша и, поставив кувшин на лавку, вновь упорхнула.

— Тьфу, ты! — тряхнул бородой Гектор. — Так напиток с наркотой что ли? То-то я думаю мне так пригоже стало. Не пейте больше эту дрянь.

— А я и не пила почти, — ответила Энн и отставила кружку.

— А мне все равно нравится, — проговорил Рудый заплетающимся языком и потянулся к кувшину.

Гектор схватил кувшин и вылил его на землю:

— Хватит говорю, уже лыка не вяжешь!

— Ты что творишь, старый? — Рудый встал, покачнулся и завалился на землю.

Энн бросилась к нему, пытаясь поднять. Но Рудый закрыл глаза и отрубился.

Утренний ор деревенских петухов ударил по мозгам. Рудый поморщился и открыл глаза. Он лежал в одежде на широкой кровати в светлой бревенчатой избе.

— Бля-а… Как голова трещит, — пробормотал парень, приподнявшись на локте. — Кто-нибудь, принесите воды.

— Может кофе? Со сливками или без? — скривился Гектор. Он уже не спал и прохаживался по дому. Энн лежала на соседней кровати. Услышала Рудого, вскочила, накинула на себя длинную рубаху из выбеленного льна и принесла из стоящей в углу кадки ковш воды.

— Спасибо! — Рудый посмотрел на нее благодарными щенячьим взглядом и выхлебал половину ковша разом.

— Где это мы? — спросил он, оглядевшись.

— Ты что не помнишь? — Энн удивленно на него уставилась. — Это наш новый дом, который выделил Аким.

— Так откуда ж ему помнить? — затряс бородой старик. — Нахрюкался вчера, как кочегар после смены.

— Да не пил я много, — мотал головой парень. — Говорю же, вино странное…

— Агнеша говорила, — кивнула Энн, — что туда травы мешают какие-то. Я вроде и выпила немного, но тоже ничего не помню, что потом было. Даже не знаю, как мы до дома добрались…

— Как, как? — ехидно передразнил старик. — Ясно как, я вас довел… Наверное…

Гектор задумался:

— Ох мать моя японская, а я ведь тоже не особо-то все помню… Помню, как негораздок срубился и мы его на лавку посадили, а потом все как в тумане. Чем таким они нас напоили? Что целый вечер из памяти сгинул?